Холод, пиво, дробовик - Страница 53

А Мила… черт, если ей так надо спрятаться, то можно ее просто за ворота отправить. Дам ключи от своего дома в Фэрбенксе — и пусть живет, помогает Дюпре. С документами надо только что-то там придумать… Она ведь не местная и не уник, ей проход на ту сторону не может быть противопоказан.

Глубокая задумчивость — она не всегда хороша. За нею я не задумался о том, что в стоящей в подстаканнике рации давно шло активное потрескивание и шипение, что вообще-то весьма нехороший признак. Не задумался о том, что небо совсем потемнело, а снегопад начал превращаться в метель и поземку, а порывы ветра стали такими резкими, что даже увесистый «субур» покачивался на ходу.

И я даже проскочил почти весь Рудный перед тем, как соизволил обратить внимание на то, что лежащий у меня в кармане чарофон тихо пищит уже несколько минут, что никак не может быть хорошим знаком. А громкость я ему, дурак, сам выкрутил на минимум вчера.

Чарофон — он не только мобила, у него, как и в нормальном мире, есть дополнительные функции. Вот на мой заведена сигнализация из дома и магазина, но это я сам подключил. А в базе у меня была еще и подача сигнала тревоги о магическом шторме — и вот про это самое он и пытался пищать, пробиться через толстую парку, в мое перегруженное посторонней информацией сознание.

Если бы я был сосредоточен на дороге, а не на своем дедуктивном методе, то свернул бы к опорнику Патруля и переждал бы бурю у них, но вот не заметил. Не услышал. Не придал значения. Что еще не сделал? Вот сказал бы…

В общем, дальше все произошло быстро. Сначала я соизволил обратить внимание на верещание чарофона, потом вытащил его и посмотрел на буквы на экране, затем решил повернуть — и тут крутящаяся метель соткалась в снежный смерч, который сначала с треском бросил облако ледяного крошева в борт машины, а затем я почувствовал, как гусеницы вездехода оторвались от дороги.

— Твою ма-а-ать! — заорал я, обнаружив, что руль завращался без всякого результата, а большую машину начало закручивать.

— Твою мать!!!

«Сабербен» оторвало от дороги, дважды крутануло и бортом внесло в придорожный сугроб.

Что-то заскрежетало противно, стукнуло, в лобовое бросило настоящее цунами слежавшегося снега, а внедорожник завалился набок, перевернулся через крышу, так что все, что не было закреплено, полетело по всему салону, вновь положило набок — и в финале поставило вертикально, опять колесами вниз, но с каким-то нехорошим громким стуком и явным дифферентом на нос.

— Твою мать… — повторил я уже тише. — Жив?

Ну да, жив. Виском о стойку ударился разок вроде бы, пока кувыркался, да и все. Ну и рюкзаком, что лежал на соседнем сидении, раз по морде заехало, нос болит.

Машина?

На лобовом длинная трещина — да и все. Капот не открылся, на месте. Стою… вроде в снегу. Прямо передо мной стена дома, кирпичная, старая, справа — кажется, руина телефонной будки.

Движок? Заглох. Повернул ключ — ноль эмоций.

Стоп, коробка же… он в «драйве» заглох, так что в «паркинг» пока… рычаг сдвинулся, вроде без особых проблем…

— Ключ на старт, — пробормотал я и попытался завести машину.

Завелась!

Та-ак, а теперь попробуем поехать…

«Драйв», понижайку пока не…

Скрежет нехороший, «сабербен» дернулся — и не тронулся с места. Вообще.

Задний!

Хрена! И туда ни на сантиметр! И звук такой, что тут же педаль бросил и на нейтралку переключился. Как ножом по бетону.

Вот это мне уже точно не нравится. И чарофон где-то пищит…

Полез назад, оттолкнул свалившуюся с сиденья сумку с «приличными вещами», пошарил под сидением — да, вот он… «6 баллов».

Вроде много. Нормального человека с нормальной энергетикой уже давно приплющить должно было, но не меня, с моей «мертвецкой». Вот поэтому и профуфланил все, дурак — не чувствую ничего.

Рация? Не вижу, тоже куда-то улетела.

Дробовик из крепления. Что там у меня внутри? Зажигательная картечь первой стоит, за ней «пустышка», точно помню. Осмотреться надо первым делом.

Дверь открылась легко, кузов не перекосило, похоже. Или на другую сторону перекосило. Но при этом ветер чуть не вырвал ее из руки, насилу удержал. В лицо сыпануло колючей крупой, да так резко и больно, что я сразу подшлемник раскатал, а на глаза опустил очки на резинке. Стало немного легче.

Черт, снег глубокий, не поймешь вообще, что под машиной… Кузов помят, но не сильно — по снегу катился, он мягкий. Вон мой след, укатал как катком. Крыша немного вмята тоже… но это ногами выдавить можно. Боковые стекла целы, что хорошо. Но сидим по двери.

Что-то вроде мелькнуло в круговерти снега. Вскинул дробовик, но целиться не в кого уже… или показалось… это же не просто буря, тут не только ветер, вихри заплетаются вообще в непонятные фигуры, что угодно привидеться может. Но плечевой упор на всякий случай откинул.

Пошел, выдирая ноги из глубокого снега, по кругу. Когда зашел за машину сзади — опять выругался от всей души.

Столб. Бетонный столб, лежащий на боку, сбитый с опоры, вот ломаный бетон и гнутая ржавая арматура. И «субур» накатился на этот столб так, что лег на него всем брюхом. Вдоль! То есть единственное направление, куда можно машину сдернуть, — это вперед. Лебедкой. А там стена дома в метре. Все! И гусеницы висят, они не касаются твердого, ими не толкнешься!

— Твою в гробину бога душу мать! — повторил я, стараясь хотя бы так сбросить волну накатывающего на меня бешенства. Злости на всех — на бурю, на себя, на тех, кто столбы придумал, на весь, мать его, мир!

Захотелось дать в морду или себе самому, или кому попало, причем так, чтобы…