Я присел, пытаясь проморгаться от невыносимо яркого, как сварка, света, а по потолку бегали вперегонки отблески огня. Когда они наконец затихли, я опять выглянул в окно. Сугробник просто лежал на снегу, не двигаясь. И что удивительно — он выглядел целым, хотя я ожидал увидеть кучку обугленных костей.
То есть это именно свет, а не огонь? Так получается? Ну да, свет против Тьмы, и все такое.
Интересно, сугробника быстро убило? Или как зажигалкой? Не разглядеть было. Полезно бы знать.
Я вытащил из приклада три патрона с серебром и воткнул вместо них еще три «сверхновых». И еще одну в руках держу, затвор у меня опять открыт.
Присутствие. Присутствие чего-то плохого, совсем рядом. Где-то очень близко. И шуршание шагов по крошеву на первом этаже.
Это Он там идет, что ли?
При одной мысли об этом душа провалилась куда-то в желудок, по позвоночнику побежал мороз. Судорожно вздохнув, я совершенно неосознанно начал повторять молитву, а затем вкинул патрон в ружье и тихо задвинул затвор, словно опасаясь шумом спровоцировать атаку.
И вдруг меня накрыло. Страхом, паникой, всем сразу, захотелось завыть и выброситься в окно, и пусть или помереть, упав на землю, или бежать. И все равно, что будет, только не оставаться здесь лишней секунды, мгновения, удара сердца.
Я обернулся.
Темный стоял почти у самой границы моего круга. Он стоял, распространяя вокруг волну ужаса, чудовищного, смертельного ужаса, но он не видел меня. Я даже смог его разглядеть — просто клубящаяся тень, сгусток мрака, и лишь глаза светились безумным, ледяным, острым, как нож, светом. И Он просто шарил перед собой рукой, словно чувствуя, что я прямо здесь, но не в силах меня разглядеть.
— Отченашижеесинанебесехдасвятитсяимятвоедаприидетцарствиетвоедабудет… — затараторил я про себя одним бесконечным словом, чтобы забить, задавить в себе рвущийся наружу вопль ужаса, а затем, поражаясь тому, что руки у меня все же действуют, поднял дробовик, сунул его почти в упор в грудь Темному — и выстрелил.
Свет. Бесконечный свет, который прорвался даже сквозь закрытые в последнюю секунду веки, несмотря на то что я отвернулся и просто скатился на проем вниз, как можно дальше от долгого и беззвучного вопля, который раздирал мозг и душу в клочья…
— …неввединасвоискушениеноизбавинасотлукавогоотченашижеесинанебесех… — и бежал на четвереньках по следующему проему, буксуя на битой штукатурке и заснеженной плитке.
Второй этаж, тупик. И вдруг… чувство отсутствия Его рядом. Его нет на третьем, он просто исчез.
Я вздохнул судорожно, так глубоко, что судорога свела грудину. Рванул затвор, загоняя следующий патрон в ствол, потом сказал, глядя на грязную ушанку, завязанную на голове поднимающегося по лестнице мертвяка:
— А вас, гниды, я щас на ноль помножу.
И выстрелил.
И думаю, что сейчас связь должна наладиться.
Да, связь вчера наладилась, как я и надеялся. Как только Темный или умер, или ушел, или развеялся, или развоплотился — я ни малейшего представления не имею, куда он делся. Помню только сначала безумный свет без всякого тепла, а потом разбежавшуюся волну холода — и уходящий, как вода в песок, страх. После этого, «на откате», я буквально сгеноцидил двух мертвяков, дохлую собаку и такого же дохлого волка, и даже встретил высланную за мной группу на дороге. Истребил с наслаждением, словно отомстил за испытанный ужас.
Патрульные подъехали в силах тяжких — на «бардаке» и «садко» с кунгом, в который меня и посадили. Кунг изнутри был расписан рунами и защитными пентаграммами, изолирован от всех воздействий хитрой кабельной оплеткой, а компанию мне составил молодой колдун из тех, что работают на всех правоохранителей из Форта на подряде, — тоже одна из преференций, выторгованных Гимназией.
Колдун дал мне выпить чего-то одновременно и выводящего излучение, и, как он сказал:
— Для поправки нервов. На тебе лица нет. Что хоть было?
— Ты никогда не слышал про… черт, как его назвать, — задумался я. — Черный человек, совсем черный…
— Черный Пастырь, — тут же уверенно сказал колдун. — Неужели видел?
— Видел? — я даже чуть возмутился. — Не то слово. Он меня тут долго гонял.
— И ты живой? — он откровенно поразился.
— Нет, внучек, расстреляли меня, — ответил я словами из старого анекдота.
— Во-от как, — протянул колдун и полез в сумку, откуда вытащил деревянную дощечку со вставленным в середину крупным кристаллом хрусталя. — Это диктофон, — сказал он. — Рассказывай, про Пастырей пока мало знаем, они года три как мелькать начали, изредка. Как ты от него смылся?
— Никак, расстреляли же, — засмеялся я. — Я его или завалил, или как-то изгнал. В общем, он исчез.
— Тогда тем более рассказывай, — не выказал никакого недоверия колдун.
В общем, с колдуном мы зависли. Колонна из двух машин еще минут двадцать каталась по Рудному, в поисках кого-то застрявшего или каких тварей, и один раз «бардак» из крупняка обстрелял что-то подозрительное, но ничего не нашли. Разве что еще раз проехали мимо моей машины, глянули быстро, после чего все разом пришли к выводу, что без крана ее из этой ловушки не вытащить. И уехали на опорник.
Опорник, как я уже рассказывал, представлял собой большой и кое-как отремонтированный цех, внутри которого и техника стояла, и личный состав в бытовках ночевал, и вообще они в полной автономке там жили. Рядом была еще очищенная от снега стоянка, где могли собираться обозы под охраной Патруля, но сейчас там никого не было. Так что посторонним был я один, да и какой я посторонний? Уже немного примелькался, кое-кто и узнал даже.